Александр Пушкин

Александр Пушкин

Александр Пушкин

Здесь собраны все стихи замечательного русского поэта Александра Пушкина.

Александр Пушкин

» Все стихи на одной странице (стихов 361)

Стихи Александра Пушкина

1-2


Роняет лес багряный свой убор, Сребрит мороз увянувшее поле, Проглянет день как будто поневоле И скроется за край окружных гор.


Бог помочь вам, друзья мои, В заботах жизни, царской службы, И на пирах разгульной дружбы, И в сладких таинствах любви.


Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю Слугу, несущего мне утром чашку чаю, Вопросами: тепло ль? утихла ли метель? Пороша есть иль нет? и можно ли постель.
T-А


Зачем твой дивный карандаш Рисует мой арапский профиль? Хоть ты векам его предашь, Его освищет Мефистофель.
Играй, Адель, Не знай печали. Хариты, Лель Тебя венчали.


Земли достигнув наконец, От бурь спасенный провиденьем, Святой владычице пловец Свой дар несет с благоговеньем.


Альфонс садится на коня, Ему хозяин держит стремя. "Сеньор, послушайтесь меня: Пускаться в путь теперь не время.


В дверях эдема ангел нежный Главой поникшею сиял, А демон мрачный и мятежный Над адской бездною летал.


В пустыне чахлой и скупой, На почве, зноем раскаленной, Анчар, как грозный часовой, Стоит — один во всей вселенной.
Нас было много на челне, Иные парус напрягали, Другие дружно упирали В глубь мощны веслы. В тишине.
Б


О ты, который сочетал С глубоким чувством вкус толь верный, И точный ум, и слог примерный, О, ты, который избежал.
Мчатся тучи, вьются тучи, Невидимкою луна Освещает снег летучий, Мутно небо, ночь мутна.


Блажен в златом кругу вельмож Пиит, внимаемый царями. Владея смехом и слезами, Приправя горькой правдой ложь.


Близ мест, где царствует Венеция златая, Один, ночной гребец, гондолой управляя, При свете Веспера по взморию плывет, Ринальда, Годфреда, Эрминию поет.
Бог веселый винограда Позволяет нам три чаши Выпивать в пиру вечернем. Первую во имя граций.
Великий день Бородина Мы братской тризной поминая, Твердили: "Шли же племена, Бедой России угрожая,.


Брожу ли я вдоль улиц шумных, Вхожу ль во многолюдный храм, Сижу ль меж юношей безумных, Я предаюсь моим мечтам.


Три у Будрыса сына, как и он, три литвина. Он пришел толковать с молодцами. "Дети! седла чините, лошадей проводите, Да точите мечи с бердышами.
Будь подобен полной чаше, Молодых счастливый дом - Непонятно счастье ваше, Но молчите ж обо всем.


Ты видел деву на скале В одежде белой над волнами Когда, бушуя в бурной мгле, Играло море с берегами.
Был и я среди донцов, Гнал и я османов шайку, В память битвы и шатров Я домой привез нагайку.


Была пора: наш праздник молодой Сиял, шумел и розами венчался, И с песнями бокалов звон мешался, И тесною сидели мы толпой.
В


Гонимый рока самовластьем От пышной далеко Москвы, Я буду вспоминать с участьем То место, где цветете вы.
Долго сих листов заветных Не касался я пером, Виноват, в столе моем Уж давно без строк приветных.


В тревоге пестрой и бесплодной Большого света и двора Я сохранила взгляд холодный, Простое сердце, ум свободный.


Когда-то (помню с умиленьем) Я смел вас няньчить с восхищеньем, Вы были дивное дитя. Вы расцвели - с благоговеньем.
Душа моя Павел, Держись моих правил: Люби то-то, то-то, Не делай того-то.
В голубом небесном поле Светит Веспер золотой - Старый дож плывет в гондоле С догарессой молодой.
В еврейской хижине лампада В одном углу бледна горит, Перед лампадою старик Читает библию. Седые.
В крови горит огонь желанья, Душа тобой уязвлена, Лобзай меня: твои лобзанья Мне слаще мирра и вина.


В мои осенние досуги, В те дни, как любо мне писать, Вы мне советуете, други, Рассказ забытый продолжать.


В начале жизни школу помню я, Там нас, детей беспечных, было много, Неровная и резвая семья. Смиренная, одетая убого.
В поле чистом серебрится Снег волнистый и рябой, Светит месяц, тройка мчится По дороге столбовой.


В роще карийской, любезной ловцам, таится пещера, Стройные сосны кругом склонились ветвями, и тенью Вход ее заслонен на воле бродящим в извивах Плющем, любовником скал и расселин. С камня на камень.


В степи мирской, печальной и безбрежной, Таинственно пробились три ключа: Ключ юности, ключ быстрый и мятежный, Кипит, бежит, сверкая и журча.


В часы забав иль праздной скуки, Бывало, лире я моей Вверял изнеженные звуки Безумства, лени и страстей.


Вам музы, милые старушки, Колпак связали в добрый час, И, прицепив к нему гремушки, Сам Феб надел его на вас.


Что смолкнул веселия глас? Раздайтесь, вакхальны припевы! Да здравствуют нежные девы И юные жены, любившие нас.


Везувий зев открыл - дым хлынул клубом - пламя Широко развилось, как боевое знамя. Земля волнуется - с шатнувшихся колонн Кумиры падают! Народ, гонимый страхом.


Весна, весна, пора любви, Как тяжко мне твое явленье, Какое томное волненье В моей душе, в моей крови.
Злое дитя, старик молодой, властелин добронравный, Гордость внушающий нам, шумный заступник любви.


Не стану я жалеть о розах, Увядших с легкою весной, Мне мил и виноград на лозах, В кистях созревший под горой.


. Вновь я посетил Тот уголок земли, где я провел Изгнанником два года незаметных. Уж десять лет ушло с тех пор - и много.


Во глубине сибирских руд Храните гордое терпенье, Не пропадет ваш скорбный труд И дум высокое стремленье.
Воды глубокие Плавно текут. Люди премудрые Тихо живут.
Поздно ночью из похода Воротился воевода. Он слугам велит молчать, В спальню кинулся к постеле,.


Художник-варвар кистью сонной Картину гения чернит. И свой рисунок беззаконный Над ней бессмысленно чертит.
Беги, сокройся от очей, Цитеры слабая царица! Где ты, где ты, гроза царей, Свободы гордая певица.


Когда для смертного умолкнет шумный день И на немые стогны града Полупрозрачная наляжет ночи тень, И сон, дневных трудов награда.


Воспоминаньями смущенный, Исполнен сладкою тоской, Сады прекрасные, под сумрак ваш священный Вхожу с поникшею главой.


Восстань, о Греция, восстань. Недаром напрягала силы, Недаром потрясала брань Олимп и Пинд, и Фермопилы.


Всё в жертву памяти твоей: И голос лиры вдохновенной, И слезы девы воспаленной, И трепет ревности моей.


Всем красны боярские конюшни: Чистотой, прислугой и конями, Всем довольны добрые кони: Кормом, стойлами и надзором.


Вы за "Онегина" советуете, други, Приняться мне опять в осенние досуги. Вы говорите мне: он жив и не женат. Итак, еще роман не кончен - это клад.


Тебя ль я видел, милый друг? Или неверное то было сновиденье, Мечтанье смутное, и пламенный недуг Обманом волновал мое воображенье.
Г
Что есть истина? Д р у г Да, слава в прихотях вольна. Как огненный язык, она.


Глухой глухого звал к суду судьи глухого, Глухой кричал: "Моя им сведена корова!"- "Помилуй,- возопил глухой тому в ответ:- Сей пустошью владел еще покойный дед".


С Гомером долго ты беседовал один, Тебя мы долго ожидали, И светел ты сошел с таинственных вершин И вынес нам свои скрижали.


Город пышный, город бедный, Дух неволи, стройный вид, Свод небес зелено-бледный, Скука, холод и гранит -.


Скребницей чистил он коня, А сам ворчал, сердясь не в меру: "Занес же вражий дух меня На распроклятую квартеру.
Д
Тебе певцу, тебе герою! Не удалось мне за тобою При громе пушечном, в огне Скакать на бешеном коне.


Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана? Иль зачем судьбою тайной Ты на казнь осуждена.


Два чувства дивно близки нам - В них обретает сердце пищу - Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам.


Движенья нет, сказал мудрец брадатый. Другой смолчал и стал пред ним ходить. Сильнее бы не мог он возразить, Хвалили все ответ замысловатый.
Перестрелка за холмами, Смотрит лагерь их и наш, На холме пред казаками Вьется красный делибаш.


Мы рождены, мой брат названый, Под одинаковой звездой. Киприда, Феб и Вакх румяный Играли нашею судьбой.


В те дни, когда мне были новы Все впечатленья бытия - И взоры дев, и шум дубровы, И ночью пенье соловья,-.
Певец-гусар, ты пел биваки, Раздолье ухарских пиров И грозную потеху драки, И завитки своих усов.


Приветствую тебя, пустынный уголок, Приют спокойствия, трудов и вдохновенья, Где льется дней моих невидимый поток На лоне счастья и забвенья.


Добра чужого не желать Ты, Боже, мне повелеваешь, Но меру сил моих ты знаешь - Мне ль нежным чувством управлять.


Для берегов отчизны дальной Ты покидала край чужой, В час незабвенный, в час печальный Я долго плакал пред тобой.


Блеща средь полей широких, Вон он льется. Здравствуй, Дон! От сынов твоих далеких Я привез тебе поклон.


Я верю: я любим, для сердца нужно верить. Нет, милая моя не может лицемерить, Все непритворно в ней: желаний томный жар, Стыдливость робкая, харит бесценный дар.


Долго ль мне гулять на свете То в коляске, то верхом, То в кибитке, то в карете, То в телеге, то пешком.


Что дружба? Легкий пыл похмелья, Обиды вольный разговор, Обмен тщеславия, безделья Иль покровительства позор.
Богами вам еще даны Златые дни, златые ночи, И томных дев устремлены На вас внимательные очи.


Вчера был день разлуки шумной, Вчера был Вакха буйный пир, При кликах юности безумной, При громе чаш, при звуке лир.
Нет, я не льстец, когда царю Хвалу свободную слагаю: Я смело чувства выражаю, Языком сердца говорю.


O Zauberei der erstern Liebe! Дубравы, где в тиши свободы Встречал я счастьем каждый день, Ступаю вновь под ваши своды.
Е
Вы избалованы природой, Она пристрастна к вам была, И наша вечная хвала Вам кажется докучной одой.
Когда помилует нас бог, Когда не буду я повешен, То буду я у ваших ног, В тени украинских черешен.


Она мила - скажу меж нами - Придворных витязей гроза, И можно с южными звёздами Сравнить, особенно стихами.
Когда, бывало, в старину Являлся дух иль привиденье, То прогоняло сатану Простое это изреченье.
В отдалении от вас С вами буду неразлучен, Томных уст и томных глаз Буду памятью размучен,.
Если ехать вам случится От **** на *, Там, где Л. струится Меж отлогих берегов.-.


Если жизнь тебя обманет, Не печалься, не сердись! В день уныния смирись: День веселья, верь, настанет.
Есть роза дивная: она Пред изумленною Киферой Цветет румяна и пышна, Благословенная Венерой.


Еще дуют холодные ветры И наносят утренни морозы. Только что на проталинах весенних Показались ранние цветочки.


Еще одной высокой, важной песни Внемли, о Феб, и смолкнувшую лиру В разрушенном святилище твоем Повешу я, да издает она.
Ж


Ваш дед портной, ваш дядя повар, А вы, вы модный господин — Таков об вас народный говор, И дива нет — не вы один.


Медлительно влекутся дни мои, И каждый миг в унылом сердце множит Все горести несчастливой любви И все мечты безумия тревожит.
Жил на свете рыцарь бедный, Молчаливый и простой, С виду сумрачный и бледный, Духом смелый и прямой.


Когда, к мечтательному миру Стремясь возвышенной душой, Ты держишь на коленях лиру Нетерпеливою рукой,.
З


Забыв и рощу и свободу, Невольный чижик надо мной Зерно клюет и брызжет воду, И песнью тешится живой.
О, если правда, что в ночи, Когда покоятся живые, И с неба лунные лучи Скользят на камни гробовые.


Зачем я ею очарован? Зачем расстаться должен с ней? Когда б я не был избалован Цыганской жизнию моей.


Зачем, Елена, так пугливо, С такой ревнивой быстротой, Ты всюду следуешь за мной И надзираешь торопливо.


Когда по синеве морей Зефир скользит и тихо веет В ветрила гордых кораблей И челны на волнах лелеет,.


Мороз и солнце, день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный - Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры.
Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя, То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя.
Сквозь волнистые туманы Пробирается луна, На печальные поляны Льет печально свет она.


"Все мое",- сказало злато, "Все мое",- сказал булат. "Все куплю",- сказало злато, "Все возьму",- сказал булат.
Зорю бьют. из рук моих Ветхий Данте выпадает, На устах начатый стих Недочитанный затих -.
И


И вот ущелье мрачных скал Пред нами шире становится, Но тише Терек злой стремится, Луч солнца ярче засиял.
* * * I И дале мы пошли - и страх обнял меня. Бесенок, под себя поджав свое копыто.


И я слыхал, что Божий свет Единой дружбою прекрасен, Что без нее отрады нет, Что жизни б путь нам был ужасен.


Я не люблю альбомов модных: Их ослепительная смесь Аспазий наших благородных Провозглашает только спесь.


Мой первый друг, мой друг бесценный! И я судьбу благословил, Когда мой двор уединенный, Печальным снегом занесенный.


Сомненье, страх, порочную надежду Уже в груди не в силах я хранить, Неверная супруга я Филиппу, И сына я его любить дерзаю.
Here's a health to thee, Mary.* Пью за здравие Мери, Милой Мери моей. Тихо запер я двери.


Покров, упитанный язвительною кровью, Кентавра мстящий дар, ревнивою любовью Алкиду передан. Алкид его приял. В божественной крови яд быстрый побежал.
Узнают коней ретивых По их выжженным таврам, Узнают парфян кичливых По высоким клобукам,.
CANTO XXIII Ott. 100 Пред рыцарем блестит водами Ручей прозрачнее стекла.


Славная флейта, Феон, здесь лежит. Предводителя хоров Старец, ослепший от лет, некогда Скирпал родил И, вдохновенный, нарек младенца Феоном. За чашей Сладостно Вакха и муз славил приятный Феон.
Не пленяйся бранной славой, О красавец молодой! Не бросайся в бой кровавый С карабахскою толпой.


От вас узнал я плен Варшавы. . . . . . . . . . . . . . . Вы были вестницею славы И вдохновеньем для меня.


Чистый лоснится пол, стеклянные чаши блистают, Все уж увенчаны гости, иной обоняет, зажмурясь, Ладана сладостный дым, другой открывает амфору, Запах веселый вина разливая далече, сосуды.


Не дорого ценю я громкие права, От коих не одна кружится голова. Я не ропщу о том, что отказали боги Мне в сладкой участи оспоривать налоги.


Прощай, отшельник бессарабской Лукавый друг души моей - Порадуй же меня не сказочкой арабской, Но русской правдою твоей.


С тобой мне вновь считаться довелось, Певец любви то резвый, то унылый, Играешь ты на лире очень мило, Играешь ты довольно плохо в штос.


Любезный Вяземский, поэт и камергер. (Василья Львовича узнал ли ты манер? Так некогда письмо он начал к камергеру, Украшенну ключом за верность и за веру).
У Гальяни иль Кольони Закажи себе в Твери С пармазаном макарони, Да яишницу свари.


Смирдин меня в беду поверг, У торгаша сего семь пятниц на неделе, Его четверг на самом деле Есть после дождичка четверг.
Умножайте шум и радость, Пойте песни в добрый час: Дружба, Грация и Младость Именинницы у нас.


Иной имел мою Аглаю За свой мундир и черный ус, Другой за деньги — понимаю, Другой за то, что был француз.
К


Ты богоматерь, нет сомненья, Не та, которая красой Пленила только дух святой, Мила ты всем без исключенья,.


Счастлив, кто близ тебя, любовник упоенный, Без томной робости твой ловит светлый взор, Движенья милые, игривый разговор И след улыбки незабвенной.


Не спрашивай, зачем унылой думой Среди забав я часто омрачен, Зачем на все подъемлю взор угрюмый, Зачем не мил мне сладкой жизни сон,.


Нет, нет, не должен я, не смею, не могу Волнениям любви безумно предаваться, Спокойствие мое я строго берегу И сердцу не даю пылать и забываться,.
Я видел вас, я их читал, Сии прелестные созданья, Где ваши томные мечтанья Боготворят свой идеал.


Стих каждый в повести твоей Звучит и блещет, как червонец. Твоя чухоночка, ей-ей, Гречанок Байрона милей.


Напрасно видишь тут ошибку: Рука искусства навела На мрамор этих уст улыбку, А гнев на хладный лоск чела.


(Москва) От северных оков освобождая мир, Лишь только на поля, струясь, дохнет зефир, Лишь только первая позеленеет липа.


Так море, древний душегубец, Воспламеняет гений твой? Ты славишь лирой золотой Нептуна грозного трезубец.


Арист! и ты в толпе служителей Парнаса! Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса, За лаврами спешишь опасною стезей, И с строгой критикой вступаешь смело в бой.


Вот, Зина, вам совет: играйте, Из роз веселых заплетайте Себе торжественный венец - И впредь у нас не разрывайте.


К кастрату раз пришел скрыпач, Он был бедняк, а тот богач. "Смотри, сказал певец без - - - - -,- Мои алмазы, изумруды -.
Морфей, до утра дай отраду Моей мучительной любви. Приди, задуй мою лампаду, Мои мечты благослови.


Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной Ты катишь волны голубые И блещешь гордою красой.


На лире скромной, благородной Земных богов я не хвалил И силе в гордости свободной Кадилом лести не кадил.


Pourquoi craindrais-j'e de ie dire? C'est Margot qui fixe mon go?t. [2] Так и мне узнать случилось, Что за птица Купидон,.


В печальной праздности я лиру забывал, Воображение в мечтах не разгоралось, С дарами юности мой гений отлетал, И сердце медленно хладело, закрывалось.
Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера, Боком одним с образцом схож и его перевод.


Судьба свои дары явить желала в нем, В счастливом баловне соединив ошибкой Богатство, знатный род с возвышенным умом И простодушие с язвительной улыбкой.


Его стихов пленительная сладость Пройдет веков завистливую даль, И, внемля им, вздохнет о славе младость, Утешится безмолвная печаль.


Любви, надежды, тихой славы Недолго нежил нас обман, Исчезли юные забавы, Как сон, как утренний туман,.


К тебе сбирался я давно В немецкий град, тобой воспетый, С тобой попить, как пьют поэты, Тобой воспетое вино.


Языков, кто тебе внушил Твое посланье удалое? Как ты шалишь, и как ты мил, Какой избыток чувств и сил.


Кавказ подо мною. Один в вышине Стою над снегами у края стремнины, Орел, с отдаленной поднявшись вершины, Парит неподвижно со мной наравне.
Как сатирой безымянной Лик зоила я пятнал, Признаюсь: на вызов бранный Возражений я не ждал.


Как сладостно. но, боги, как опасно Тебе внимать, твой видеть милый взор. Забуду ли улыбку, взор прекрасный И огненный, волшебный разговор.


Как счастлив я, когда могу покинуть Докучный шум столицы и двора И убежать в пустынные дубровы, На берега сих молчаливых вод.


Какая ночь! Мороз трескучий, На небе ни единой тучи, Как шитый полог, синий свод Пестреет частыми звездами.


Прощай, любезная калмычка! Чуть-чуть, на зло моих затей, Меня похвальная привычка Не увлекла среди степей.


Лемносский бог тебя сковал Для рук бессмертной Немезиды, Свободы тайный страж, карающий кинжал, Последний судия Позора и Обиды.


Любимец моды легкокрылой, Хоть не британец, не француз, Ты вновь создал, волшебник милый, Меня, питомца чистых муз,-.


О чем шумите вы, народные витии? Зачем анафемой грозите вы России? Что возмутило вас? волнения Литвы? Оставьте: это спор славян между собою.


Ценитель умственных творений исполинских, Друг бардов английских, любовник муз латинских, Ты к мощной древности опять меня манишь, Ты снова мне . . . . . . . . . велишь.
Простой воспитанник природы, Так я, бывало, воспевал Мечту прекрасную свободы И ею сладостно дышал.


Среди рассеянной Москвы, При толках виста и бостона, При бальном лепете молвы Ты любишь игры Аполлона.


Не веровал я троице доныне: Мне бог тройной казался всё мудрен, Но вижу вас и, верой одарен, Молюсь трем грациям в одной богине.
Кобылица молодая, Честь кавказского тавр, Что ты мчишься, удалая? И тебе пришла пора,.


Когда б не смутное влеченье Чего-то жаждущей души, Я здесь остался б - наслажденье Вкушать в неведомой тиши.
Когда в объятия мои Твой стройный стан я заключаю, И речи нежные любви Тебе с восторгом расточаю.
Когда владыка ассирийский Народы казнию казнил, И Олоферн весь край азийский Его деснице покорил,-.


Когда за городом, задумчив, я брожу И на публичное кладбище захожу, Решетки, столбики, нарядные гробницы, Под коими гниют все мертвецы столицы.


Когда порой воспоминанье Грызет мне сердце в тишине, И отдаленное страданье Как тень опять бежит ко мне,.


Когда Потемкину в потемках Я на Пречистенке найду, То пусть с Булгариным в потомках Меня поставят наряду.


Когда так нежно, так сердечно, Так радостно я встретил вас, Вы удивилися, конечно, Досадой хладно воружась.
Когда твои младые лета Позорит шумная молва, И ты по приговору света На честь утратила права,.
Колокольчики звенят, Барабанчики гремят, А люди-то, люди - Ой люшеньки-люли.


(Подражание Oссиану) (Фингал послал Тоскара воздвигнуть на берегах источника Кроны памятник победы, одержанной им некогда на сем месте. Между тем как он занимался.


Краев чужих неопытный любитель И своего всегдашний обвинитель, Я говорил: в отечестве моем Где верный ум, где гений мы найдем.


Всё в ней гармония, всё диво, Всё выше мира и страстей, Она покоится стыдливо В красе торжественной своей,.


Взгляни на милую, когда свое чело Она пред зеркалом цветами окружает, Играет локоном — и верное стекло Улыбку, хитрый взор и гордость отражает.
Не пугай нас, милый друг, Гроба близким новосельем: Право, нам таким бездельем Заниматься недосуг.


Кристалл, поэтом обновленный Укрась мой мирный уголок, Залог поэзии священной И дружбы сладостный залог.
Критон, роскошный гражданин Очаровательных Афин, Во цвете жизни предавался Все упоеньям бытия.
Kennst du das Land Wilh. Meist.* По клюкву, по клюкву, По ягоду, по клюкву.


Кто из богов мне возвратил Того, с кем первые походы И браней ужас я делил, Когда за призраком свободы.


Кто, волны, вас остановил, Кто оковал ваш бег могучий, Кто в пруд безмолвный и дремучий Поток мятежный обратил.
Л-М


В Элизии Василий Тредьяковский (Преострый муж, достойный много хвал) С усердием принялся за журнал. В сотрудники сам вызвался Поповский.


Любовь одна — веселье жизни хладной, Любовь одна — мучение сердец: Она дарит один лишь миг отрадный, А горестям не виден и конец.


Не множеством картин старинных мастеров Украсить я всегда желал свою обитель, Чтоб суеверно им дивился посетитель, Внимая важному сужденью знатоков.
Minister vetuli, puer.* Пьяной горечью Фалерна Чашу мне наполни, мальчик! Так Постумия велела.


Попутный веет ветр. - Идет корабль,- Во всю длину развиты флаги, вздулись Ветрила все,- идет, и пред кормой Морская пена раздается.- Многим.


Меж горных стен несется Терек, Волнами точит дикий берег, Клокочет вкруг огромных скал, То здесь, то там дорогу роет.


Менко Вуич грамоту пишет Георгию, своему побратиму: "Берегися, Черный Георгий, Над тобой подымается туча.
Зачем из облака выходишь, Уединенная луна, И на подушки, сквозь окна, Сиянье тусклое наводишь.


Ты в страсти горестной находишь наслажденье, Тебе приятно слезы лить, Напрасным пламенем томить воображенье И в сердце тихое уныние таить.


Когда великое свершалось торжество, И в муках на кресте кончалось божество, Тогда по сторонам животворяща древа Мария-грешница и пресвятая дева.


Могущий бог садов — паду перед тобой, Приап, ты, коему все жертвует в природе, Твой лик уродливый поставил я с мольбой В моем смиренном огороде.
Мое беспечное незнанье Лукавый демон возмутил, И он мое существованье С своим на век соединил.
() Вы просите у меня мой портрет, Но написанный с натуры, Мой милый, он быстро будет готов.


Высоко над семьею гор, Казбек, твой царственный шатер Сияет вечными лучами. Твой монастырь за облаками.


ПЕСНЬ ПЕРВАЯ СВЯТОЙ МОНАХ, ГРЕХОПАДЕНИЕ, ЮБКА Хочу воспеть, как дух нечистый ада Оседлан был брадатым стариком,.


Под хладом старости угрюмо угасал Единый из седых орлов Екатерины. В крылах отяжелев, он небо забывал И Пинда острые вершины.


Смеясь жестоко над собратом, Писаки русские толпой Меня зовут аристократом: Смотри, пожалуй, вздор какой.


В младенчестве моем она меня любила И семиствольную цевницу мне вручила, Она внимала мне с улыбкой, и слегка, По звонким скважинам пустого тростника.
Н


Примите «Невский альманах». Он мил и в прозе, и в стихах: Вы тут найдете *** ова, Вел ***, X *** ова,.
Говоришь: за бочку рома Не завидное добро. Ты дороже, сидя дома, Продаешь свое перо.


Поэт-игрок, о Беверлей-Гораций, Проигрывал ты кучки ассигнаций, И серебро, наследие отцов, И лошадей, и даже кучеров -.


Ты угасал, богач младой! Ты слышал плач друзей печальных. Уж смерть являлась за тобой В дверях сеней твоих хрустальных.
В Академии наук Заседает князь Дундук. Говорят, не подобает Дундуку такая честь,.
* * * I На Испанию родную Призвал мавра Юлиан.
1 Вот перешед чрез мост Кокушкин, Опершись - - - о гранит, Сам Александр Сергеич Пушкин.


Бессмертною рукой раздавленный зоил, Позорного клейма ты вновь не заслужил! Бесчестью твоему нужна ли перемена? Наш Тацит на тебя захочет ли взглянуть.


В журнал совсем не европейский, Над коим чахнет старый журналист, С своею прозою лакейской Взошел болван семинарист.
Надеясь на мое презренье, Седой зоил меня ругал, И, потеряв уже терпенье, Я эпиграммой отвечал.
Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи, Старца великого тень чую смущенной душой.


Юноша трижды шагнул, наклонился, рукой о колено Бодро оперся, другой поднял меткую кость. Вот уж прицелился. прочь! раздайся, народ любопытный, Врозь расступись, не мешай русской удалой игре.


Юноша, полный красы, напряженья, усилия чуждый, Строен, легок и могуч,- тешится быстрой игрой! Вот и товарищ тебе, дискобол! Он достоин, клянуся, Дружно обнявшись с тобой, после игры отдыхать.


На холмах Грузии лежит ночная мгла, Шумит Арагва предо мною. Мне грустно и легко, печаль моя светла, Печаль моя полна тобою.


На это скажут мне с улыбкою неверной: Смотрите, вы поэт уклонный, лицемерный, Вы нас морочите - вам слава не нужна, Смешной и суетной вам кажется она,.
Надо мной в лазури ясной Светит звездочка одна, Справа - запад темно-красный, Слева - бледная луна.
Глубокой ночью на полях Давно лежали покрывала, И слабо в бледных облаках Звезда пустынная сияла.


Напрасно я бегу к сионским высотам, Грех алчный гонится за мною по пятам. Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий, Голодный лев следит оленя бег пахучий.


В неволе скучной увядает Едва развитый жизни цвет, Украдкой младость отлетает, И след ее — печали след.
- Не видала ль, девица, Коня моего? - Я видала, видела Коня твоего.


Не дай мне бог сойти с ума. Нет, легче посох в сума, Нет, легче труд и глад. Не то, чтоб разумом моим.


Не знаю где, но не у нас, Достопочтенный лорд Мидас, С душой посредственной и низкой,- Чтоб не упасть дорогой склизкой.


Не пой, красавица, при мне Ты песен Грузии печальной: Напоминают мне оне Другую жизнь и берег дальный.
Недавно я в часы свободы Устав наездника читал И даже ясно понимал Его искусные доводы,.


Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду, На утренней заре я видел нереиду. Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть: Над ясной влагою полубогиня грудь.


Внук Тредьяковского [2] Клит гекзаметром песенки пишет, Противу ямба, хорея злобой ужасною дышет, Мера простая сия все портит, по мнению Клита, Смысл затмевает стихов и жар охлаждает пиита.


Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем, Восторгом чувственным, безумством, исступленьем, Стенаньем, криками вакханки молодой, Когда, виясь в моих объятиях змией.


Благословляю новоселье, Куда домашний свой кумир Ты перенес - а с ним веселье, Свободный труд и сладкий мир.
Ночной зефир Струит эфир. Шумит, Бежит.


Мой голос для тебя и ласковый и томный Тревожит поздное молчанье ночи темной. Близ ложа моего печальная свеча Горит, мои стихи, сливаясь и журча.
1 РАВНОВЕСИЕ О мирный селянин! В твоем жилище нет Ни злата, ни сребра, но ты счастлив стократно.


Подруга дней моих суровых, Голубка дряхлая моя! Одна в глуши лесов сосновых Давно, давно ты ждешь меня.
О


О бедность! затвердил я наконец Урок твой горький! Чем я заслужил Твое гоненье, властелин враждебный, Довольства враг, суровый сна мутитель.


О нет, мне жизнь не надоела, Я жить люблю, я жить хочу, Душа не вовсе охладела, Утратя молодость свою.


О сколько нам открытий чудных Готовят просвещенья дух И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг.
Дробясь о мрачные скалы, Шумят и пенятся валы, И надо мной кричат орлы, И ропщет бор.
Поредели, побелели Кудри, честь главы моей, Зубы в деснах ослабели, И потух огонь очей.
Что же сухо в чаше дно? Наливай мне, мальчик резвый, Только пьяное вино Раствори водою трезвой.
Недавно темною порою, Когда пустынная луна Текла туманною стезею, Я видел — дева у окна.


Когда ко граду Константина С тобой, воинственный варяг, Пришла славянская дружина И развила победы стяг.


Он между нами жил Средь племени ему чужого, злобы В душе своей к нам не питал, и мы Его любили. Мирный, благосклонный.


Опять увенчаны мы славой, Опять кичливый враг сражен, Решен в Арзруме спор кровавый, В Эдырне мир провозглашен.


Поднялся шум, свирелью полевой Оглашено мое уединенье, И с образом любовницы драгой Последнее слетело сновиденье.


От западных морей до самых врат восточных Не многие умы от благ прямых и прочных Зло могут отличить. рассудок редко нам Внушает . . . . . . . . . . . . . . . .
От меня вечор Леила Равнодушно уходила. Я сказал: "Постой, куда?" А она мне возразила.
Я вас узнал, о мой оракул! Не по узорной пестроте Сих неподписанных каракул, Но по веселой остроте.


О, кто бы ни был ты, чье ласковое пенье Приветствует мое к блаженству возрожденье, Чья скрытая рука мне крепко руку жмет, Указывает путь и посох подает,.
Нет, не черкешенка она, Но в долы Грузии от века Такая дева не сошла С высот угрюмого Казбека.


Невод рыбак расстилал по брегу студеного моря, Мальчик отцу помогал. Отрок, оставь рыбака! Мрежи иные тебя ожидают, иные заботы: Будешь умы уловлять, будешь помощник царям.
Не розу Пафосскую, Росой оживленную, Я ныне пою, Не розу Феосскую.


Отцы пустынники и жены непорочны, Чтоб сердцем возлетать во области заочны, Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв, Сложили множество божественных молитв,.
П


C'est l'age de Cherubin. * Пятнадцать лет мне скоро минет, Дождусь ли радостного дня? Как он вперед меня подвинет.


Слыхали ль вы за рощей глас ночной Певца любви, певца своей печали? Когда поля в час утренний молчали, Свирели звук унылый и простой.
Перед гробницею святой Стою с поникшею главой. Всё спит кругом, одни лампады Во мраке храма золотят.
1 Как по Волге реке, по широкой Выплывала востроносая лодка, Как на лодке гребцы удалые.


Как ныне сбирается вещий Олег Отмстить неразумным хозарам: Их села и нивы за буйный набег Обрек он мечам и пожарам,.
Над Невою резво вьются Флаги пестрые судов, Звучно с лодок раздаются Песни дружные гребцов,.


Ты мне советуешь, Плетнев любезный, Оставленный роман наш продолжать И строгий век, расчета век железный, Рассказами пустыми угощать.


Ты хочешь, мой наперсник строгой, Боев парнасских судия, Чтоб . . . . . . тревогой . . . . . . . . . . . . . .


Погасло дневное светило, На море синее вечерний пал туман. Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан.


Под небом голубым страны своей родной Она томилась, увядала. Увяла наконец, и верно надо мной Младая тень уже летала,.


Отрок милый, отрок нежный, Не стыдись, навек ты мой, Тот же в нас огонь мятежный, Жизнью мы живем одной.


Как с древа сорвался предатель ученик, Диявол прилетел, к лицу его приник, Дхнул жизнь в него, взвился с своей добычей смрадной И бросил труп живой в гортань геенны гладной.
Подъезжая под Ижоры, Я взглянул на небеса И воспомнил ваши взоры, Ваши синие глаза.


Поедем, я готов, куда бы вы, друзья, Куда б ни вздумали, готов за вами я Повсюду следовать, надменной убегая: К подножию ль стены далекого Китая.


У русского царя в чертогах есть палата: Она не золотом, не бархатом богата, Не в ней алмаз венца хранится за стеклом, Но сверху донизу, во всю длину, кругом.
Полюбуйтесь же вы, дети, Как в сердечной простоте Длинный Фирс играет в , .


Пора, мой друг, пора! покоя сердца просит - Летят за днями дни, и каждый час уносит Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём Предполагаем жить, и глядь - как раз - умрем.
С своей пылающей душой, С своими бурными страстями, О жены Севера, меж вами Она является порой.
Прими сей череп, Дельвиг, он Принадлежит тебе по праву. Тебе поведаю, барон, Его готическую славу.
Так элегическую лиру Ты променял, наш моралист, На благочинную сатиру? Хвалю поэта - дельно миру.
Пока не требует поэта К священной жертве Аполлон, В заботах суетного света Он малодушно погружен,.


Поэт! не дорожи любовию народной. Восторженных похвал пройдет минутный шум, Услышишь суд глупца и смех толпы холодной, Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.
Пред испанкой благородной Двое рыцарей стоят. Оба смело и свободно В очи прямо ей глядят.


Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы? В веке железном, скажи, кто золотой угадал? Кто славянин молодой, грек духом, а родом германец? Вот загадка моя: хитрый Эдип, разреши.


Я вас люблю, хоть и бешусь, Хоть это труд и стыд напрасный, И в этой глупости несчастной У ваших ног я признаюсь.


Я ехал к вам: живые сны За мной вились толпой игривой, И месяц с правой стороны Сопровождал мой бег ретивый.
Плещут волны Флегетона, Своды тартара дрожат: Кони бледного Плутона Быстро к нимфам Пелиона.
Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился, И шестикрылый серафим На перепутье мне явился.


Простишь ли мне ревнивые мечты, Моей любви безумное волненье? Ты мне верна: зачем же любишь ты Всегда пугать мое воображенье.


В последний раз твой образ милый Дерзаю мысленно ласкать, Будить мечту сердечной силой И с негой робкой и унылой.
В чужбине свято наблюдаю Родной обычай старины: На волю птичку выпускаю При светлом празднике весны.
Р


Когда пробил последний счастью час, Когда в слезах над бездной я проснулся И, трепетный, уже в последний раз К руке твоей устами прикоснулся —.


Редеет облаков летучая гряда. Звезда печальная, вечерняя звезда! Твой луч осеребрил увядшие равнины, И дремлющий залив, и черных скал вершины.


Ты помнишь ли, ах, ваше благородье, Мусье француз, г----- капитан, Как помнятся у нас в простонародье Над нехристем победы россиян.


Эхо, бессонная нимфа, скиталась по брегу Пенея. Феб, увидев ее, страстию к ней воспылал. Нимфа плод понесла восторгов влюбленного бога, Меж говорливых наяд, мучась, она родила.
(ОТРЫВОК ИЗ САТИРИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ) Начнем ab ovo*: Мой Езерский Происходил от тех вождей.


Румяный критик мой, насмешник толстопузый, Готовый век трунить над нашей томной музой, Поди-ка ты сюда, присядь-ка ты со мной, Попробуй, сладим ли с проклятою хандрой.


Куда ты холоден и cyx! Как слог твой чопорен и бледен! Как в изобретеньях ты беден! Как утомляешь ты мой слух.
С


(притча) Картину раз высматривал сапожник И в обуви ошибку указал, Взяв тотчас кисть, исправился художник.


Счастливый юноша, ты всем меня пленил: Душою гордою и пылкой и незлобной, И первой младости красой женоподобной.
Сват Иван, как пить мы станем, Непременно уж помянем Трех Матрен, Луку с Петром, Да Пахомовну потом.
Свободы сеятель пустынный, Я вышел рано, до звезды, Рукою чистой и безвинной В порабощенные бразды.
Сводня грустно за столом Карты разлагает. Смотрят барышни кругом, Сводня им гадает.
Ура! в Россию скачет Кочующий деспот. Спаситель горько плачет, За ним и весь народ.


Я Лилу слушал у клавира, Ее прелестный, томный глас Волшебной грустью нежит нас, Как ночью веянье зефира.


Какие крохотны коровки! Есть, право, менее булавочной головки. Мое собранье насекомых Открыто для моих знакомых.


Поверь: когда слепней и комаров Вокруг тебя летает рой журнальный, Не рассуждай, не трать учтивых слов, Не возражай на писк и шум нахальный.


Прощай, письмо любви! прощай: она велела. Как долго медлил я! как долго не хотела Рука предать огню все радости мои. Но полно, час настал. Гори, письмо любви.


В лесах, во мраке ночи праздной Весны певец разнообразный Урчит, и свищет, и гремит, Но бестолковая кукушка.


В безмолвии садов, весной, во мгле ночей, Поет над розою восточный соловей. Но роза милая не чувствует, не внемлет, И под влюбленный гимн колеблется и дремлет.


Scorn not the sonnet, critic. Wordsworth.* Суровый Дант не презирал сонета, В нем жар любви Петрарка изливал,.


Стамбул гяуры нынче славят, А завтра кованой пятой, Как змия спящего, раздавят И прочь пойдут и так оставят.
В надежде славы и добра Гляжу вперед я без боязни: Начало славных дней Петра Мрачили мятежи и казни.
Мне не спится, нет огня, Всюду мрак и сон докучный. Ход часов лишь однозвучный Раздается близ меня.


Сто лет минуло, как тевтон В крови неверных окупался, Страной полночной правил он. Уже прусак в оковы вдался.
Стою печален на кладбище. Гляжу кругом - обнажено Святое смерти пепелище И степью лишь окружено.


I Однажды странствуя среди долины дикой, Незапно был объят я скорбию великой И тяжким бременем подавлен и согбен.
Страшно и скучно Здесь новоселье, Путь и ночлег. Тесно и душно.
Стрекотунья белобока, Под калиткою моей Скачет пестрая сорока И пророчит мне гостей.
Ф а у с т Мне скучно, бес. М е ф и с т о ф е л ь Что делать, Фауст.


Счастлив ты в прелестных дурах, В службе, в картах и в пирах, Ты St.-Priest в карикатурах, Ты Нелединский в стихах,.
Т
Так старый хрыч, цыган Илья, Глядит на удаль плясовую Да чешет голову седую, Под лад плечами шевеля.
Там, где море вечно плещет На пустынные скалы, Где луна теплее блещет В сладкий час вечерней мглы.


Твои догадки - сущий вздор: Моих стихов ты не проникнул. Я знаю, ты картежный вор, Но от вина ужель отвыкнул.


Хоть тяжело подчас в ней бремя, Телега на ходу легка, Ямщик лихой, седое время, Везет, не слезет с облучка.
Промчались годы заточенья, Недолго, мирные друзья, Нам видеть кров уединенья И царскосельские поля.


Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний. Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня? Или, свой подвиг свершив, я стою, как поденщик ненужный, Плату приявший свою, чуждый работе другой.


Последняя туча рассеянной бури! Одна ты несешься по ясной лазури, Одна ты наводишь унылую тень, Одна ты печалишь ликующий день.


Пустое в ы сердечным т ы Она, обмолвясь, заменила, И все счастливые мечты В душе влюбленной возбудила.


Ты просвещением свой разум осветил, Ты правды лик увидел, И нежно чуждые народы возлюбил, И мудро свой возненавидел.
У-Ф


Сижу за решеткой в темнице сырой. Вскормленный в неволе орел молодой, Мой грустный товарищ, махая крылом, Кровавую пищу клюет под окном.


Благословен твой подвиг новый, Твой путь на север наш суровый, Где кратко царствует весна, Но где Гафиза и Саади.


Фонтан любви, фонтан живой! Принес я в дар тебе две розы. Люблю немолчный говор твой И поэтические слезы.


Французских рифмачей суровый судия, О классик Депрео, к тебе взываю я: Хотя постигнутый неумолимым роком В своем отечестве престал ты быть пророком.
Х-Ц


Храни меня, мой талисман, Храни меня во дни гоненья, Во дни раскаянья, волненья: Ты в день печали был мне дан.


Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую: Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе: Сколько богов, и богинь, и героев. Вот Зевс Громовержец, Вот изподлобья глядит, дуя в цевницу, сатир.


Царей потомок Меценат, Мой покровитель стародавний, Иные колесницу мчат В ристалище под пылью славной.


Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила. Дева печально сидит, праздный держа черепок, Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой, Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.
Царь увидел пред собою Столик с шахматной доской. Вот на шахматную доску Рать солдатиков из воску.
Цветок засохший, безуханный, Забытый в книге вижу я, И вот уже мечтою странной Душа наполнилась моя.
Цветы последние милей Роскошных первенцев полей. Они унылые мечтанья Живее пробуждают в нас.


Язык и ум теряя разом, Гляжу на вас единым глазом: Единый глаз в главе моей. Когда б судьбы того хотели.
Над лесистыми брегами, В час вечерней тишины, Шум и песни под шатрами, И огни разложены.
Ч


Чем чаще празднует лицей Свою святую годовщину, Тем робче старый круг друзей В семью стесняется едину.


Что белеется на горе зеленой? Снег ли то, али лебеди белы? Был бы снег - он уже бы растаял, Были б лебеди - они б улетели.


Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный Волны, плеснувшей в берег дальний, Как звук ночной в лесу глухом.


Чу, пушки грянули! крылатых кораблей Покрылась облаком станица боевая, Корабль вбежал в Неву - и вот среди зыбей Качаясь плавает, как лебедь молодая.


Чугун кагульский, ты священ Для русского, для друга славы — Ты средь торжественных знамен Упал горящий и кровавый.
Ш-Э
Шумит кустарник. На утес Олень веселый выбегает, Пугливо он подножный лес С вершины острой озирает.


Безумных лет угасшее веселье Мне тяжело, как смутное похмелье. Но, как вино - печаль минувших дней В моей душе чем старе, тем сильней.


Счастлив, кто в страсти сам себе Без ужаса признаться смеет, Кого в неведомой судьбе Надежда робкая лелеет.


Я видел смерть, она в молчанье села У мирного порогу моего, Я видел гроб, открылась дверь его, Душа, померкнув, охладела.


Я думал, что любовь погасла навсегда, Что в сердце злых страстей умолкнул глас мятежный, Что дружбы наконец отрадная звезда Страдальца довела до пристани надежной.


Журналами обиженный жестоко, Зоил Пахом печалился глубоко, На цензора вот подал он донос, Но цензор прав, нам смех, зоилу нос.
(Из антологии) Лук звенит, стрела трепещет, И, клубясь, издох Пифон, И твой лик победой блещет.


Мальчишка Фебу гимн поднес. «Охота есть, да мало мозгу. А сколько лет ему, вопрос?»— «Пятнадцать».— «Только-то? Эй, розгу!».


Седой Свистов! ты царствовал со славой, Пора, пора! сложи с себя венец: Питомец твой младой, цветущий, здравый, Тебя сменит, великий наш певец.
Там, где древний Кочерговский Над Ролленем опочил, Дней новейших Тредьяковский Колдовал и ворожил.


Князь Шаликов, газетчик наш печальный, Элегию семье своей читал, А казачок огарок свечки сальной Перед певцом со трепетом держал.


В сиянии и в радостном покое, У трона вечного творца, С улыбкой он глядит в изгнание земное, Благословляет мать и молит за отца.


Ревет ли зверь в лесу глухом, Трубит ли рог, гремит ли гром, Поет ли дева за холмом - На всякой звук.
Ю
Юноша! скромно пируй, и шумную Вакхову влагу С трезвой струею воды, с мудрой беседой мешай.


Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила, К ней на плечо преклонен, юноша вдруг задремал. Дева тотчас умолкла, сон его легкий лелея, И улыбалась ему, тихие слезы лия.
Любимец ветреных Лаис, Прелестный баловень Киприды - Умей сносить, мой Адонис, Ее минутные обиды.
Я


Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем, Но пусть она вас больше не тревожит, Я не хочу печалить вас ничем.


Я возмужал среди печальных бурь, И дней моих поток, так долго мутный, Теперь утих дремотою минутной И отразил небесную лазурь.


Я думал, сердце позабыло Способность лёгкую страдать, Я говорил: тому, что было, Уж не бывать! уж не бывать.
Я здесь, Инезилья, Я здесь под окном. Объята Севилья И мраком и сном.
Я знаю край: там на брега Уединенно море плещет, Безоблачно там солнце блещет На опаленные луга,.


Я памятник себе воздвиг нерукотворный, К нему не зарастёт народная тропа, Вознёсся выше он главою непокорной Александрийского столпа.**.
"

Скачать книгу «Александр Пушкин» fb2

Коментарии